Вопрос, обладали ли древние аркаимцы высокой духовностью, родился не из желания возбудить чье-то праздное любопытство. О высокодуховном статусе аркаимской культуры, которая у аркаимцев, как и у всех древних народов служила лишь выявлением их религиозных воззрений, заявили ученые. Думаю, что не обязательно быть религиозным человеком, чтобы усомниться в таком смелом утверждении. Вот я и постарался разобраться, имеются ли для такого утверждения достаточные основания, и не только с позиции православной веры, но и с позиции здравого смысла. И если для этих целей мною привлекались вероучительные источники христианства, то делалось это только для того, чтобы показать, как далеко отстоят друг от друга эти модели духовности – арийское язычество и библейская религия. Думаю, что библейская духовная традиция имеет полное право именоваться жемчужиной духовного гения человечества. И любой человек, а отнюдь не только православный священник (которому это просто по долгу службы положено) мог бы провести такое сравнение, чтобы удостовериться, насколько верно то, что говорят о духовности аркаимцев ученые. И если при этом окажется, что библейский образ духовности и возвышеннее, и чище ведическо-авестийских традиций, что он более отвечает основным запросам человеческого духа, то можно ли за это винить исследователя в предвзятости? Скорее можно заподозрить в этом пытающегося отрицать любую разницу между двумя столь различными духовными традициями.
Думаю, что Ваше утверждение о бессмысленности рационального обоснования религиозной веры, проистекает из бытующего среди части научного сообщества мифа о несовместимости веры и знания. Я не будут теперь разоблачать это весьма распространенное заблуждение, а только напомню Вам известное высказывание на эту тему Френсиса Бэкона: «Маленькие глотки науки удаляют от Бога, а большие – приближают к Нему». Да и сами атеисты разве не пользуются для защиты своей веры в небытие Божие и духовного мира методами науки? Только получается это у них как-то нелепо, так что все время им приходится придумывать все новые и новые басни о самозарождении жизни и обезьяньем прошлом Homo sapiens. Неосновательность их борьбы против разумного замысла, который столь ярко виден в природе и в человеке, видна даже им самим. Так что самые последовательные и научно мыслящие атеисты прямо заявляют о бездоказуемости атеистического мировоззрения.
Вы правильно оценили мой труд как апологетический, но почему-то отказываете мне в праве отстаивать свою веру с помощью доводов разума. Смею заметить Вам, что начиная со II в. христианской эры, учителя Церкви, именуемые апологетами, именно на обращении к рассудку человека строили свою проповедь. Более того, со времен апостолов никакой безрассудной веры от приходящих в Церковь не требовалось. Желающие принять крещение делали это не только по внутреннему убеждению в правоте христианского учения, но в том числе и под давлением фактов. И хотя экспериментально подтвердить эти факты было нельзя, ибо это были проявления чудесного в обыденной жизни, было бы противно здравому смыслу отвергать их реальность.
Так же в своем «Отзыве» Вы высказываете сомнение: насколько нуждается в защите истина, в которой высказывающий ее твердо уверен. Позвольте, но разве Вы не были уверены в своей правоте, когда защищали свою диссертацию? И разве философское положение, которое Вы отстаивали, является для всех философов бесспорным? Насколько я понимаю, между разными философскими школами разница бывает не меньшая, чем между какими-либо религиями. Думаю, что не открою Вам особого секрета, если скажу, что как в дореволюционной России, так и в современной Европе защита научных работ на богословские темы обычное дело. И ни у кого не возникало и не возникает вопроса к соискателю ученого звания: зачем вы отстаиваете истину, которая одновременно является и вашей религиозной верой? Рад сообщить Вам, что в скором будущем такая возможность вновь появится и у российских богословов.
А теперь о том, что касается Вашей критики православного понимания духовности. В начале своего исследования я постарался показать не только различие, которое существует в понимании этого феномена у ученых и христиан, но и то общее, что нас, безусловно, объединяет. В главе «О понимании духовности учеными» мною была сделана попытка показать различие наших подходов. Но это различие касалось не самого существа понятия «духовность», каковое у нас, в общем-то, одинаковое, а оценочного суждения, выражаемого термином «высокая духовность». Повторюсь: не нам, православным, принадлежит первенство в оценке духовного уровня древних аркаимцев. Если бы духовную жизнь этого древнего народа ученые охарактеризовали каким-то другим термином, скажем «богатая» или «насыщенная», никаких вопросов у нас бы к ним не возникло. Но и это еще не все. Как мы видим из заявлений самих ученых, именуя духовность аркаимцев высокой, они не только хотели показать необычный для варваров уровень цивилизации, но и вкладывали в это понятие положительное содержание. Причем эта оценка имела, отнюдь не отвлеченный характер: те, кто ее делал, все время сетовали на то, что наша цивилизация так не похожа на аркаимскую. То, что эта цивилизация возросла на дрожжах христианской духовности (не китайцы же, в конце концов, собрались за круглым столом, а люди и по происхождению и по культуре – православные) конечно тактично умалчивалось. Что, скажите на милость, оставалось делать нам, православным христианам, слушая такие ностальгические воздыхания? Согласно кивать головами, мол, да, христианская духовность и культура дело прошлого, а мы сами – досадное недоразумение в столь почтенном собрании?! Так что, заявления эти были ничем иным как невропатологической иглой: есть реакция организма на раздражитель или перед нами труп. Но получилось точно, как у Марка Твена: «Слухи о его смерти были слишком преувеличены». Моя книга – напоминание о том, что мы, православные это не только прошлое России, это ее довольно основательное настоящее и, хотелось бы верить, – будущее. И как таковые имеем полное право на свое понимание духовности и на сопротивление тому, что мы считаем вредным и гибельным для духовного здоровья нации.