Мать София была инокиней уже много лет, и все никак не могла постричься в монахини. Хотела, но не могла. Все постриги в Челябинской епархии совершались только с благословения архиерея, которым тогда был митр. Иов (Тывонюк). А он таких, как мать София недолюбливал — уж больно она самовольная для монахини: где бы не поселилась, больше чем на пару месяцев ее не хватает. Вот и поставил он ей условие: благословлю, говорит, монашеский постриг, когда в монастырь уйдешь, да поживешь там год-другой.
Именно в этот момент я с ней и познакомился. Повстречались мы с ней рядом с Кизильским женским монастырем, где я в то время служил, и куда она приехала, чтобы исполнить волю владыки.
Стояла поздняя осень 2004 года, было пасмурно, и кое-где уже лежал серый, в перемешку с грязью, снег. Твёрдым, почти что солдатским, шагом и с такой же осанкой она шла по дороге к монастырю, волоча за собой клетчатую сумку на колесиках. Уже издалека в ней можно было угадать монахиню: широкие полы черного подрясника, спускавшиеся из-под черной же осенней куртки, колыхались на ходу, а на голове сидела обычная русская скуфейка.
— Батюшка, благослови! — первой начала разговор статная незнакомка.
Благословив, спрашиваю, как, мол, зовут, да откуда, и надолго ли в наши палестины. Тут мать София мне все вкратце про себя и рассказала. Так что, когда мы пришли в монастырь, я уже смог представить ее игуменье Феодоре, которая с радостью приняла на жительство новую насельницу.
Мать София оказалась ценным приобретением для начинающего монастыря: она довольно бегло читала на церковнославянском (многие богослужебные тексты она знала наизусть) и была неплохой швеёй — ее руками было пошито несколько облачений для алтаря, а в моем требном чемоданчике до сих пор лежат скроенные ею епитрахиль и поручи.
Но вот по части дисциплины у нее было не очень. Нет, что касается послушания, тут все было в порядке. Но КАК она их исполняла, это надо было видеть! Получив благословение на какую-либо работу, она почти торжественно, подняв голову как на параде, шла его исполнять. А когда отчитывалась о выполненном послушании, выглядело это так, будто она сделала это только из снисхождения. Нет, она никогда не роптала и не перечила настоятельнице, но всячески давала понять, что если бы ее спросили «как надо», то она все сделала бы по другому.
Как оказалось, в далеком советском прошлом мать София была большой начальницей в сфере торговли. И кто из читателей знает, какое место в системе советского общества занимал, к примеру, товаровед, тому больше ничего объяснять не нужно. Абы кого на эту должность не брали: для того, чтобы бороться со спекулянтами, взяточниками и расхитителями нужно было самому быть человеком глубоко советским.
(Кстати, эта «советская» черта ее характера очень пригодилась нам, когда было нужно собирать пожертвования на рождественские подарки. В любой магазин или офис предпринимателя она заходила как с проверкой, по деловому, внимательно разглядывая выложенный на полки товар и придирчиво расспрашивая хозяев о том, как идут дела. Те обычно терялись от такого напора, и когда уже вопрос заходил о деньгах на подарки, спешили дать хоть сколько-нибудь, только бы эта дотошная монашка ушла поскорее).
Тот же дух бескомпромиссной борьбы с социальным злом мать София привнесла и в свою духовную жизнь, когда в 80-е годы пришла в Церковь. Оставив торговлю она устроилась работать санитаркой в родильный дом Загорска (нынешний Сергиев Посад), где стала тайно крестить всех новорожденных детей («А вдруг умрет некрещеный!»), и делала это, будто бы, по благословению лаврских старцев.
Когда трудами таких подвижников, как мать София, власть безбожников наконец рухнула, она, казалось, должна была почить от дел своих. Но не тут-то было! С тем же усердием, с каким она боролась против открытых врагов Церкви, она восстала на борьбу с тайными её врагами. Поэтому в ее келейной библиотеке всегда можно было найти книжку «о тайне числа зверя», или о «цифровом концлагере глобалистов».
О «тайных происках врага» она говорила всем и каждому, в том числе и духовенству. В период ее кизильского «послушания» она попыталась и меня завербовать в сторонники своей команды, выдав мне для ознакомления одну их своих заветных книжек.
Я отнесся к предложению легкомысленно и взял книжку «на полистать», хотя уже по оформлению и названию была понятна ее апокрифическая суть. Чтобы уже наверняка в этом убедиться, я действительно прочел пару страниц и отложил ее в свой «запретный» ящик, где у меня хранится вся еретическая литература. Расчёт был на то, что мать София забудет про нее или поймет, что я чтение таких книг не одобряю, а значит просить обратно не станет.
Но где-то через месяц она начала ко мне приставать, с тем, чтобы я вернул ей книгу. Я было попытался отшутиться, мол, у попа сдачи не бывает, но мой юмор не прошел, и мать София затаила на меня глухую обиду, попросив книгу ей все же вернуть. Я, конечно, пообещал, но из-за вечной своей рассеянности продержал книгу еще месяц.
И так бы, наверное, она и истлела в моем запретном сундуке, если бы не разразившийся вскоре скандал. Видя, что повлиять на меня она никак не может, мать София решила зайти с тыла: все претензии, которые в силу такта она побоялась высказать мне, она предъявила моей жене. Супруга, обиженная тем, что из нее сделали козла отпущения, так ее отчитала, что мать София в сердцах обозвала ее страшным, с ее точки зрения, ругательством: «Компьютершыца!»
Как признавалась потом сама мать София, она никогда в жизни ни на кого так не гневалась, как на мою супругу. А потому, как и положено христианину, этот свой грех она открыла на ближайшей исповеди. Увидев, что моя рассеянность довела до греха пожилую инокиню, я тут же, не отходя от исповедного аналоя, бухнулся ей в ноги, прося у неё прощения. Этот жест пусть и молодого, пусть и обидевшего ее, но все же — священника так ее поразил, что она тут же поспешила примириться с супругой, которая и сама переживала из-за этой глупой ссоры.
Книжку в итоге я ей отдал, посоветовав поменьше читать подобной литературы, тем более, что в монастырской библиотеке есть много прекрасных душеполезных книг. Уж не знаю, послушала она меня или нет, но с тех пор отношения у нас с матерью Софией были самые замечательные.
Еще один случай раскрыл для меня мать Софию в новом свете. В ту пору я учился на заочном секторе в Московской духовной семинарии, и каждые полгода ездил в Сергиев Посад сдавать сессию. В одну из таких поездок мне предстояло выдержать суровое испытание — сдать Историю Русской Церкви у самого Юдина. Чтобы иметь понятие, что это такое, достаточно знать, что пятерку у этого замечательного и уважаемого преподавателя получить было практически невозможно. Самое большее на что я мог рассчитывать, это тройка без минуса.
Не знаю уж, как о моей «беде» проведала мать София, но как-то раз она подошла ко мне в монастырской трапезной и не без некоторого чувства превосходства заявила: «А я вот уже всех патриархов по имени знаю, и даже годы правления их запомнила». Я, конечно, подивился такому ее выступлению, но про себя подумал, что неплохо было бы и мне проштудировать эту тему, вдруг спросят.
Сказано — сделано! Имена и годы правления патриархов всероссийских я выучил назубок. И что вы думаете! Оказавшись пред светлыми очами профессора Юдина, я только и надеялся на снисхождение к моему скудоумию, т.к. выпавший мне билет я знал только наполовину. А это даже не тройка с минусом. Но едва я начал отвечать на первый вопрос билета, как профессор вдруг остановил меня и предложил «для экономии времени» перечислить имена и годы правления всех российских патриархов. Надо было видеть его удивленный взгляд, когда я без запинки, как заправский чтец, стал называть так хорошо знакомые мне имена и даты. «Достаточно, батюшка!, — одобрительно произнес профессор. — Хорошо же, однако, вы подготовились. Идите — пять».
Едва я вышел за дверь кабинета, отцы, с тревогой ожидавшие своей очереди в коридоре, поинтересовались: «Ну что, сильно лютует? Тройки хотя бы ставит?» Когда же узнали, что их грешный собрат получил пятерку у Юдина, то все дружно решили, что я какой-нибудь дипломированный историк, не иначе. «Спасибо матери Софии! — поделился я с отцами. — Это она мне подсказала, что я должен был выучить».
Вернувшись домой, я первым делом поблагодарил мать Софию за совет, ведь если бы не она… Да что там: не моя это была пятерка, а ее, матери Софии. После этого случая я стал серьезнее готовиться к сессиям, а знания по Истории Русской Церкви впоследствии пригодились мне, когда я преподавал этот предмет на курсах переподготовки учителей ОРКСЭ.
Мать София так и не осилила послушание владыки Иова, и через несколько месяцев ушла из монастыря в очередное странствие. Через несколько лет я от кого-то узнал, о том, что ее мечта наконец свершилась: она была пострижена в монахини с именем Лаврентия. Но было это не в монастыре, а на каком-то приходе Челябинской епархии. Возможно владыка удовлетворил ее просьбу из-за серьезной болезни, т.к. скоро мы узнали и о ее кончине.
Из знакомства с матерью Софией я вынес один урок: не судить о человеке, каким бы странным он тебе не казался, как бы не расходились твои и его взгляды на церковную жизнь. Иначе за всеми странностями человека ты не заметишь главного — большой и доброй души, искренней и преданной Веры.