Каждый год, в одно и то же время, за неделю до Великого поста, в Церкви совершается последование Недели о Страшном Суде. Название этой недели берется из евангельского отрывка, читаемого в этот воскресный день на Божественной Литургии. В нем говорится о Втором Пришествии в мир Господа Иисуса Христа, и о том, что за этим последует – о Суде над всем человечеством.
Почему же о Страшном Суде Церковь напоминает своим чадам не в какое-либо иное время, а именно перед Великим постом? И почему столь решительно изменяется тот учительный и эмоциональный посыл, который Церковь желает вложить в наши сердца? Ведь в прошедшие два воскресенья в притчах о мытаре и фарисее и о блудном сыне мы слышали, как велико милосердие Божие к кающемуся грешнику, и вдруг: «Отойдите от Меня, делающие беззаконие» (Матф.7:23)
Если напоминание о Страшном Суде в начале Великого поста еще и можно понять, — как никак, а наступает время строгого суда над собой и сугубого покаяния, — то как понять и принять столь разительную перемену в наших отношениях с Богом? Ведь не для других каких-то людей возвещается Страшный Суд, и не в другом месте, а для нас, православных и где? – в Церкви Божией! Только что мы умилялись над историей о блудном сыне, которого отец принял и простил несмотря на все то зло, которое он сотворил и себе, и отцу, и ближним. И вот уже отец – не отец, а строгий и справедливый Судья, в окружение могущественных чиновников – ангельской свиты, судящий каждого по делам его. Прямо из огня божественной любви, да в полымя Божиего правосудия!
И тут напрашивается два вывода. Первый вывод такой: Бог знает, что мы не сможем понести иго Господне – исполнить все Его заповеди, если над нами всю жизнь будет довлеть чувство страха перед неотвратимым наказанием, ожидающем нас в Вечности. И потому являет нам Свое милосердие здесь, в жизни временной, которое побуждает нас к покаянию и исправлению жизни. Но когда придет срок давать отчет всем и каждому, то никто не избегнет самого строго и самого взыскательного Суда. Этот вывод лежит, так сказать, на поверхности, и его может сделать любой, даже не сведущий в богословии человек.
Второй вывод – верить в то, что Бог действительно милосерден по отношению к людям и поменять Свое отношение к людям не может никак – близок людям богословски образованным. В этой логике Бог «благ и к неблагодарным и злым» (Лук.6:35) в этом веке, а значит будет также снисходителен к людям в день всеобщего воскресения. Его же слова о Страшном Суде это всего лишь воспитательная, педагогическая мера, которую и мы, люди, часто применяем к своим детям, рассказывая им различные басни и небылицы о бабке-ёжке, и сером волчке. Ясное дело, что этих сказочных персонажей на самом деле не существует. Но ребеночек-то этого не знает, и поверив этим страшилкам уже ни за что на свете не станет совать палец в розетку или убегать из дома без спроса. Так и евангельское повествование о Страшном Суде – оно для тех, кто не очень-то расположен трудиться. А посему, внемли, чадо, и устрашись попасть «ошуюю страну», и трудись, не покладая рук, чтобы быть причисленным к овцам Христова стада. Ну а когда настанет час, Бог примет всех и их (грешников), и нас (праведников).
Каждый из этих выводов дает нам совершенно различное понимание Бога. В первом Бог предстает изменчивым и непостоянным в своих свойствах: Он то оправдывает грешника и принимает его независимо от дел, то строго взыскивает с него за всякую неправду. Более того, в таком отношении можно усмотреть и некоторый элемент коварства: для чего обнадеживать человека рассказами о любви Божией, если рано или поздно должна восторжествовать справедливость? И даже назидательное: «Я вас предупреждал!» ничуть не скрашивает этот образ, а только делает его еще более отталкивающим. Такой Бог очень похож на человека, который меняет свое отношение к друзьям и врагам в зависимости от жизненных обстоятельств.
Но «Бог не человек…, чтоб Ему изменяться» (Чс.23:19), — возражают противники такого понимания. Они то знают, что «Бог есть любовь» (1Иоан.4:8), а значит, в понимании Страшного Суда, необходима другая концепция – концепция всепрощения и любви, в которой Бог и праведника вознаграждает и грешника милует, в итоге спасая всех. Да, да, именно всех, так как совершенная любовь не совместима с возмездием, которое есть следствие не любви, а справедливости. Так же любовь Божия не совместима со страхом, ибо сказано: «совершенная любовь изгоняет страх» (1Иоан.4:18). И как не странно звучит это утверждение, сегодня оно бытует не только среди иноверцев, но и в самой Церкви, среди дипломированных православных богословов.
При таком подходе к пониманию Страшного Суда возникает неразрешимая дилемма: выбирая первое понимание, мы вынуждены отодвинуть на второй план такие качества Божии, как любовь и милосердие, а отдавая преимущество второй модели, мы неизбежно скатываемся в толстовство, с его учением о всепрощении и непротивлении злу силою. Считая эту дилемму неразрешимой, большинство идет по пути выбора, который чаще всего зависит от личных предпочтений человека, его психологических установок, воспитания, образования и проч.
Но понимание божественной истины часто требует от человека более вдумчивого подхода, чем простой выбор. Что если милосердие и справедливость в Боге не противостоят друг другу, и Он не вынужден выбирать между ними, как один из земных судей, а являются органически едиными в Его отношениях с миром и человеком? И не только едиными, но и нераздельными и неразличимыми свойствами Его существа, которое по определению просто и не подлежит дроблению на какие-либо частные свойства. А это значит, что быть осужденным или оправданным Божиим Судом зависит в большей степени от нас самих, от нашего отношения к Богу и Его спасительной силе именуемой благодатью.
Именно способность вместить в себя эту силу и преобразиться в ней в нового бессмертного и святого человека, и делает нас оправданными перед Лицом Божиим уже здесь и сейчас, в веке нынешнем. Этот процесс в православном богословии является ключевым для понимания того, как совершается спасение человека. Не силой юридического акта вменения или не вменения преступнику его вины, а силой всеосвящающей благодати Божией, человек становится праведным и достойным жизни вечной. Точно так же, не приговором какого-либо суда грешник приговаривается к неизбежному и суровому наказанию, а своим собственным сознательным противлением Богу и Его воле, человек закрывается от благого и живоносного Источника благодати, тем самым обрекая себя на вечное и беспросветное мучение. Ибо ад, это такое место, где нет Бога.
Поэтому, Страшный Суд у евангелиста Матфея – это не есть живописная картина, где все детали должны выглядеть реалистично. Как и многое другое, о чем говорит Господь, это всего лишь икона иной, божественной реальности, которую мы, в силу своей ограниченности и несовершенства, вместить не можем. И как любая икона, икона Страшного Суда требует и молитвенного углубления, и благодатного озарения, которые и должны стать следствием нашего серьезного отношения к Великому Посту.
Дай Бог нам получить в эти дни этот бесценный духовный опыт, чтобы страх перед Судом Божиим, мы поняли, как страх потерять Бога, остаться вне Его блаженного вечного Царства. И может быть тогда мы смогли бы понять, что Страшный Суд будет страшным не только для нас, но и для Бога, Который очень боится потерять нас.