Духовность в понимании ученых
Люди избавились бы от половины своих неприятностей, если бы смогли договориться о значении слов.
Рене Декарт
23 августа 2007 г. в конференц-зале музея-заповедника «Аркаим» состоялся круглый стол на тему «Археология в современной культуре России (региональные аспекты)». По приглашению организаторов мероприятия, администрации музея-заповедника «Аркаим», в работе круглого стола приняли участие клирики Челябинской епархии, – священники Дмитрий Кадомцев и автор настоящей книги. Ученые и священники встретились на заседании, обсуждавшем тему «Традиционные конфессии и археология», чтобы обсудить проблему сектантского присутствия на Аркаиме. Участие в круглом столе служителей Церкви, казалось бы, должно было свидетельствовать о доверии, которое проявили ученые к представителям ведущей религиозной конфессии России. Но на практике оказалось, что степень этого доверия очень невелика. И обнаружилось это, когда между участниками круглого стола завязалась горячая дискуссия. И хотя было понятно, что по большому счету разногласия неизбежны, неожиданно предметом, еще больше разделившим мнения, стал термин «духовность», а точнее, выражаемое им понятие. На высказанное одним из священников предположение, что духовность древних жителей Аркаима питалась из темных источников царившего в древнем мире язычества, одна научная сотрудница музея-заповедника отозвалась саркастическим замечанием: мол, не думает ли Православная Церковь, что право называться духовной принадлежит лишь ей одной? Весь дальнейший ход дискуссии показал, что для большинства членов научного сообщества авторитет Православной Церкви в сфере духовной жизни человечества небесспорен. Как же понимают и как обосновывают свое понимание духовности представители науки?
В начале обсуждения, Е.В. Куприянова высказала замечание, что обвинения в раздувании мифа об особой духовной значимости Аркаима, выдвинутые докладчиком против научного сообщества, беспочвенны: «Прозвучала в этом докладе и достаточно обидная мысль о том, что, якобы, археологи приписывают изучаемым ими древним людям какую-то несуществующую духовность».[1] Но, тут же оговорилась, заявив, что «древние культуры нашей степи духовно наполнены».[2] Дальнейшее обсуждение, в ходе которого ученые не раз высказывались о духовности древних аркимцев в превосходных тонах, показало, что обида, высказанная от имени археологов, носит вовсе не отрицательный (мол, мы не виноваты в создании этих басен), а утвердительный характер (т.е., мы заявляем, что эта духовность существует). Вот лишь некоторые из таких высказываний:
Г.Б. Зданович: «Высокая культура (здесь и далее выделено мною, – А.Г.), которую мы здесь видим, построена на мифологическом, творческом основании».[3] Далее профессор уточнил, что он понимает под «высокой культурой»: «Памятники “Страны городов”, безусловно, представляют нам вспышку высокой духовной культуры».[4]
В.Д. Викторова: «Здесь мы видим не просто творческое начало – мы видим… следы могучей духовной энергии… Мифологические картины мира…, это и есть та основа, на которой только и могла возникнуть цивилизация».
Эту мысль поддержал и развил следующий участник круглого стола – В.В. Лурье: «Древний человек обладал высокой духовностью просто потому, что он значительно больше времени уделял вопросам соприкосновения с… духовными силами».[5] К этому было добавлено пояснение, что, когда ученые говорят о высокой духовности, то они подразумевают не качественный, а, скорее, динамический ее аспект. Различие во взглядах на природу духовности у представителей науки и у представителей Церкви было налицо, что и отметил ведущий круглого стола Ф.Н. Петров: «Вопрос, который мы сейчас поставили в такой резкой форме – крайне тяжелый, сложный и взрывоопасный. Здесь есть несколько разных позиций, каждая из которых аксиологически обоснована – опирается на определенную, очень четкую систему ценностей. Дай Бог, чтобы мы были способны понимать и воспринимать эти позиции, но к одной, единой позиции их все равно свести невозможно».[6] Дальнейшее обсуждение показало, что «четкая система ценностей» у ученых отсутствует; разве можно назвать ценностью свой профессиональный интерес к культуре древних народов, или вообще весь комплекс явлений человеческой цивилизации? В такой интерпретации ценностный диапазон совершенно теряет границы, расползается по «мнениям» и школам. Истинная же ценность всегда имеет четкое определение, и безусловный авторитет, и непременно опирается на некие нравственные константы. Пояснив присутствующим, почему невозможно сближение позиций по вопросу о духовности, ведущий, однако, высказал надежду, что «даже не находясь на единых позициях, мы можем действовать совместно».[7] На деле этот призыв ведущего так и остался благим пожеланием. Оказалось, что с позиции, противоположной Церкви, проблемы, о которой говорили священнослужители, не видно, ибо она как бы и не существует. Поэтому, не совсем понятно, к каким совместным действиям призывал ведущий дискутирующие стороны.
Причиной того, что озабоченность священнослужителей осталась непонятой большинством участников круглого стола, был совершенно иной взгляд ученых на духовность. Действительно, как можно говорить о вреде сектантского присутствия на Аркаиме, если сами ученые в своих взглядах на природу духовности мало чем отличаются от сектантов. Ведь они, сектанты, так же, как и ученые, к определению уровня духовности подходят с чисто внешних, материалистических позиций: и те, и другие положительной характеристикой духовной жизни человека считают ее напряженность и разнообразие. Иными словами, если бы существовал манометр для измерения духовных импульсов человека, то об уровне его духовной жизни можно было бы судить по колебанию стрелки этого прибора. Разница заключается только в том, как будут использоваться показания такого манометра: одних будет интересовать статистика, т.е. сугубо теоретическая сторона, других будет притягивать практика, и они постараются извлечь максимум выгоды из энергии, движущей стрелку прибора. Теоретики (ученые) говорят: «В этом месте уровень духовной энергии зашкаливает!» Практики (сектанты) отвечают: «Прекрасно! Организуем здесь станцию подзарядки для всех желающих». Пусть сами ученые даже и не предполагали, что их открытием кто-то воспользуется с такой энергией и энтузиазмом, но своими некорректными высказываниями и неверными оценками духовной жизни древних жителей Аркаима они спровоцировали сектантское сообщество на сугубый к себе интерес. После этого отрицать свою причастность к сектантскому нашествию на Аркаиме ученые могут с таким же успехом, как и создатель самогонного аппарата к массовому алкоголизму своих односельчан: он, конечно, против потребления сивухи, но сам процесс, видите ли, настолько интересен… К тому же, каков градус!
Для того чтобы лишить рассматриваемый вопрос остроты, одним из ученых было выдвинуто предположение, что религиозная сфера человеческой жизни никак особо не выделяется из общего числа феноменов, которыми Homo sapiens отличается от всех остальных существ, населяющих землю. «А почему только религию мы должны брать в качестве доказательства позитивного развития общества? Есть еще такое явление как язык… Далее – есть формы хозяйствования, есть земледелие, есть скотоводство, есть различные способы врачевания болезней, которые пришли к нам с древности – это ведь тоже традиции, как и возникшие впоследствии те или иные религиозные традиции».[8] Странно, что именно специалист по религиоведению поставил такие проявления духовной природы человека как речь, искусство, научно-технический прогресс в один ряд с его религиозным сознанием, утверждая, таким образом, их одинаковое положительное значение для духовной жизни человека. Казалось бы, именно религиовед должен, если не из религиозных побуждений, то хотя бы из чисто профессиональных соображений, хоть как-то выделить религию из числа прочих духовных феноменов. Но получилось, как в той истории с музыкантом, который играл первую скрипку в оркестре и все время морщился. Когда же дирижер поинтересовался, в чем причина, скрипач ответил: «Я просто с детства не люблю музыку». Похоже, что профессор-религиовед так же мало любит свой предмет, как и тот музыкант. Вообще-то специалисты такого профиля больше годятся для кафедры научного атеизма. Именно там интерес к религии культивировался лишь с одной целью – ее уничтожения. Не знаем, какое ученое звание имел во времена господствующего атеизма сегодняшний специалист по религиям, но нетрудно заметить, что в таком уравнении духовных феноменов преобладает сугубо цивилизационный подход: чем выше уровень цивилизации, тем выше и духовность. Сама религия в предложенной шкале духовных ценностей была лишь эпизодическим явлением, которое с развитием цивилизации перерастало в качественно новую форму духовной культуры. Такой подход вполне совпадает с тем, что понималось под духовностью в советской академической науке, в которой научные принципы часто отодвигались на второй план в угоду господствующей атеистической идеологии. Что ж, странно было бы ожидать от ученого, получившего образование в то время, и в той системе ценностей, иного взгляда на природу духовности вообще и религии в частности.
Конечно, если не вдаваться в существо каждого из обозначенных уважаемым доктором наук явлений, то утверждение об их равнозначности может показаться безошибочным. Разве дар слова, способность творить и совершенствоваться в способе ведения хозяйственной деятельности не есть проявление духовной составляющей человеческой личности? Без сомнения! Но утверждать их равноценность с религиозной сферой жизни человека, это то же самое, что утверждать равноценность знания правил грамматики, красоту оформления книги и качество бумаги, использованной для ее издания, с ее содержимым. В чем единство всех этих явлений? В том, что все они принадлежат человеческому гению и что каждое из них неисполнимо без участия человеческого разума. В этом смысле любое из них может быть объектом научного интереса: и грамматика, и каллиграфия, и издательское дело, а также и само содержание книги. Все эти проявления духовной жизни человека можно исследовать как раздельно, так и в совокупности. Но когда перед нами встает вопрос о сути предмета, о той движущей силе, которая привела его к бытию и сделала доступным эмпирическому восприятию, то очевидным представляется ответ: слово, живущее в разуме человека, в его душе. Именно оно дало импульс к преобразованию этого неуловимого феномена в зримый и понятный каждому символ, к поискам технических решений, позволяющих сохраниться этому символу как можно дольше, к поиску художественных средств, помогающих читателю глубже воспринять заложенную в этот символ мысль. И если говорить о религии как о духовном феномене, то его значимость так же соотносится с прочими проявлениями духовной жизни человека, как человеческая мысль соотносится с искусством ее отображения на страницах книги. Эту пронизанность религиозностью всех сфер человеческого бытия независимо от исторического контекста хорошо подметил известный румынский ученый, специалист по истории религий Мирча Элиаде: «“Сакральное” есть элемент в структуре сознания, а не стадия в истории этого сознания… На самых архаических уровнях культуры жизнь человека является сама по себе религиозным актом, поскольку пропитание, половая жизнь и работа имеют сакральное значение. Иными словами, быть — или скорее становиться человеком — значит быть “религиозным”».[9] Нельзя путать существо предмета со средствами его выражения. Тем более ошибочно ставить между ними знак равенства.
Думается, что употребление словосочетания «высокая духовность» в контексте чисто научного исследования вообще вряд ли уместно. С точки зрения науки, высокой может быть культура, наука древних народов, вообще цивилизация, и то с некоторыми оговорками. Но когда дело касается религиозной составляющей, то здесь мы входим в другое измерение, где действует иная система ценностей, основанная не на интеллектуальных способностях человека, а на его способности различать хорошее и дурное, добро и зло. В этой системе измерений духовный уровень евреев, культура которых в период египетского рабства находилась в зачаточном состоянии, был гораздо выше уровня их господ, египтян, находившихся для своего времени на самом высоком уровне развития цивилизации. Понятие о духовной жизни в представлении православных христиан нераздельно связано с нравственными представлениями человека, с тем неуловимым, но столь реальным чувством, которое хотя и не фиксируется никакими приборами, но наличие которого единственно только и определяет достоинство человека, как разумной, духовно-нравственной личности. Это чувство у нас именуется совестью и этимологически связано со словом «весть», что можно истолковать как «со-вещать», «со-ветовать». Кто же и что вещает, советует человеку в голосе совести? В православной психологии совесть ассоциируется с голосом Божиим, с веянием Духа, задающим правильное направление духовной жизни человека. По тому, в каком состоянии находится его совесть, определяется или высота нравственного облика человека, или его духовная несостоятельность. Термином, определяющим духовное совершенство, как божественного Начала, так и носителя этого Начала, человека, в православной традиции является слово «святость». Именно этим критерием человечество испокон века мерило достоинство той или иной религии, к нему стремилось в своих духовных исканиях, с ним сравнивало все свои помыслы и деяния. И пусть само это понятие было искажено, подобно тому, как был искажен образ Божий в человеке, в человеческом сердце всегда оставалась жажда по незамутненному свету истинной святости. Поэтому, когда люди услышали проповедь Евангелия, когда увидели Самого Христа, они без труда опознали в них эту сияющую, небесную высоту, по которой так долго тосковало их сердце. И вот благовестие, которое мы слышали от Него и возвещаем вам: Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы (1Иоан.1:5), так говорил один из самовидцев Бога Слова, любимый ученик Христов Иоанн. Проповедь нравственного совершенства – сущность Евангелия, и заключается она в неземном императиве: Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Матф.5:48). Этот призыв означает, что более совершенных, более высоких заповедей, чем те, которые человечество услышало в Нагорной проповеди Христа, нет, и уже никогда не будет. Опираясь на такие критерии, христианство за прошедшие два тысячелетия дало миру бесчисленный сонм святых, которые не на словах, а на деле явили миру идеалы духовного совершенства такой силы и красоты, какие не только не достижимы в русле иных религиозных традиций, но которые даже и не значились в их вероучительном арсенале, как совершенно невозможные для человека ни в его эмпирическом, ни в его метафизическом бытии.
Именно с этих позиций, позиций духовно-нравственного смысла, и предложили представители Церкви оценивать, как духовную значимость культуры древних аркаимцев, так и тех, кто объявил себя их наследниками. Предложение было встречено без особого энтузиазма, ибо согласие рассматривать известный исторический период в данной системе ценностей ставило религию (духовность) древних аркаимских жителей в один ряд с прочими языческими культами древности, отличавшимися совершенно дикими представлениями о божестве и происхождении мира, изуверством ритуальных практик и достаточно невысоким уровнем моральных требований, которые эти религии предъявляли к своим последователям. Ведущий, Ф. Петров, даже попытался заступиться за аркаимских и прочих язычников древности, эмоционально заявив: «Если бы древние культуры нашей степи обладали однозначно отрицательной… духовностью, люди бы просто не дожили до нашего времени; потому что, только в положительном ключе они могли существовать, без нравственных законов общество рушится и погибает. Мы видим здесь историю обществ, которые жили и развивались – как же можно говорить об их потенциально возможной безнравственности?!»[10] Это возражение, высказанное с несвойственным для ученого апологетическим энтузиазмом, показало, что не все ученые придерживаются принципа динамизма в определении духовности и готовы рассматривать этот вопрос с предложенных представителями Церкви нравственных позиций, хотя и без обозначения свойственной христианскому мироощущению полярности. Но даже для такой оценки у ученых попросту не оказалось фактического материала, и все их предположения о «положительной» духовности древних аркаимцев выглядели довольно натянутыми. На что и указали ученым представители Церкви, предложив им вообще отказаться от всякого рода оценок духовности аркаимской культуры, как положительных, так и отрицательных.
Приведенные высказывания участников круглого стола дают достаточно точное представление о том, что же собою представляет такое понятие, как «духовность» с точки зрения ученых. Если постараться вычленить основные идеи этих высказываний, то они будут заключаться в следующем:
- высокая духовность, о которой говорят и пишут в своих работах некоторые ученые, исследующие историю Аркаима, это погруженность человеческого сознания в религиозное осмысление мира, а также религиозная мотивация всех его действий, начиная от физиологических отправлений, заканчивая ритуальными практиками;
- эта духовность оценивается учеными положительно по той причине, что она позволяла человеку существовать и развиваться цивилизационно, т.е. ставила его выше всех прочих биологических видов, существующих на Земле;
- кроме религии, характеристиками высокой духовности могут являться и другие проявления разумной природы человека, такие, как речь, искусство, земледелие и т.п.
Первые два положения отводят религии ведущее место в жизни древнего человека и само наличие таковой считают, безусловно, положительным фактором. Условно их можно обозначить термином «динамический теизм». Третье положение видит религию звеном в поступательном движении прогресса и даже готово произнести в честь нее похвальное слово, но только в форме некролога. Такое видение явно проистекает из атеистических принципов, хотя в нем уже отсутствует полемический накал, столь характерный для советской научной школы. Поэтому лучше всего это положение выразить термином «цивилизаторский эволюционизм». В этой модели не только любая религия, но и любое явление человеческой культуры будет оцениваться положительно, но, конечно, в собственном историческом контексте. Нетрудно заметить, что под эти определения духовности попадают буквально все религии, как древние, так и новые, вплоть до созданных на Аркаиме. К их числу ученые готовы отнести и мировые религии, которые, по их мнению, в эту модель органично вписываются. Профессор Зданович даже предложил устроить на территории музея-заповедника православную часовню, мол, еще одна религия нам не помешает. Ему горячо возражали не только священнослужители, но и одна из сотрудниц музея, работающая экскурсоводом: зная о характере сектантской «духовности» не понаслышке, она выразила опасение, что если православные решатся на этот шаг, то их здесь попросту «распнут». Этот случай ярко характеризует не только степень разномыслия у участников круглого стола, но и онтологический антагонизм в отношениях между Православием и нетрадиционными религиями. Этот антагонизм понятен только человеку, находящемуся в поле религиозной жизни, и может казаться несущественным смотрящему на дело со стороны. Большинство ученых и были такими сторонними наблюдателями, и поэтому на замечание своей коллеги никак не отреагировали.
Но неожиданно дискуссия приняла иной оборот: участники круглого стола обратили внимание на присутствие в новых религиозных движениях ярко выраженного потребительского начала. На этом основании в звании высокодуховных им было отказано, и, паче чаяния, они были отнесены учеными к разряду псевдорелигий. Отдельные голоса в защиту сектантов были слабы и неубедительны и касались, в основном, соблюдения прав граждан на свободу вероисповедания: «Есть Конституция, – говорил один из выступающих, – в ней совершенно четко сказано, что в России – свобода совести… От этой нормы… мы никуда не уйдем, и всякого рода идеи, которые нам высказывают, о том, что мы должны запрещать что-нибудь – они противозаконны».[11] Необходимо отметить, что тревога за конституционные права сектантов была безосновательной, – никто из представителей Церкви не призывал к их насильственной экстрадиции с территории Аркаима. О том, как ввести ситуацию в правовое русло говорили сами ученые. Но так как позиция священнослужителей по отношению к сектам была радикально неприязненной, то можно было подумать, что именно Церковь призывает к новым крестовым походам на свободомыслие. Некоторые представители прессы именно так и восприняли этот намек ученых и не преминули воспользоваться им в своих публикациях. «Комсомольская правда» в номере за 17 декабря 2008 г., ссылаясь на материалы, размещенные на сайте Миссионерского отдела Челябинской епархии, опубликовала статью со скандальным названием: «Священники требуют выгнать секты с Аркаима». Где они нашли такое требование – не уточняется. И понятно почему: такого требования никто из сотрудников епархии не выдвигал.
Итог всех рассуждений ученых на этом заседании круглого стола можно сформулировать следующим образом: в древности люди были весьма духовны по причине присущей им врожденной религиозности, каковая у большинства адептов новых культов, как представителей общества, испорченного индустрией потребления, отсутствует. Со второй частью этого утверждения, касающейся новых религиозных движений, служители Церкви были вполне согласны. Но с положительной оценкой духовного состояния древних жителей Аркаима согласиться было невозможно. И для такого несогласия были довольно веские причины. Первая – это знание проблемы, что называется, изнутри. Это знание основано на двухтысячелетнем опыте Церкви и дает человеку, причастному к этому опыту, живое ощущение уникальности христианского вероучения, понимание его непреходящего значения в деле духовного становления человека. Этого опыта ученые не только не имели, но и вообще отказывались видеть в нем сколько-нибудь решающее значение в жизни человеческого общества. Но была и еще одна причина усомниться в том, что духовность жителей Аркаима имела положительный потенциал. Она осталась за рамками обсуждаемой проблемы только в силу того, что на тот момент еще мало кто знал о том, какие открытия сделали ученые, исследуя материалы аркаимских раскопок. Эти данные были опубликованы в одной из книг, вышедшей в научно-популярной серии трудов музея-заповедника Аркаим, которая так и называлась – «Аркаим». Подзаголовок гласил: «По страницам древней истории Южного Урала». Самого беглого прочтения этой книги оказалось достаточно, чтобы понять, что скрывают ученые и о чем вопиют камни Аркаима.
Все участники круглого стола получили от устроителей в подарок небольшой пакет с символом Аркаима, в котором и находилась указанная книга. В книгу вошли статьи «содержащие результаты многолетних исследований, проводимых в музее-заповеднике Аркаим».[12] Прочесть ее сразу не было возможности, и поэтому содержащиеся в ней сведения о религиозных традициях древних аркаимцев не были использованы в обсуждении вышеуказанной темы. Это не значит, что открытия, сделанные учеными на Аркаиме дали какое-то новое видение духовного облика древнего человека, какого историческая наука прежде не знала. Более того, и без этих открытий было понятно, что люди, жившие 4000 лет назад в аркаимских степях, мало чем отличались в своих взглядах на религию, а значит, и своим духовным состоянием от своих современников, живших в то же время в других уголках земли. Прекрасной иллюстрацией этому послужила статья старшего научного сотрудника заповедника Аркаим Е.В. Куприяновой «Миры синташтинской культуры: мужчины, женщины, дети». В ней, без всякой псевдоисторической помпы, присущей некоторым материалам сборника, на действительно научной основе изложены результаты исследования археологического материала, добытого на Аркаиме. При первом же взгляде на эти находки, даже далекому от археологии человеку становится понятно, что мрачные времена язычества, это не какая-то там «поповская страшилка», которую распространяют церковники, чтобы завлечь в свои храмы как можно больше народа, а страшная до омерзения правда. Что все те представления о Боге и о духовной жизни, которые имело человечество до пришествия в мир Иисуса Христа, не оставляли для его нормального цивилизованного развития ни единого шанса. Что весь этот бред о высокой духовности аркаимской цивилизации можно объяснить только историческим невежеством его проповедников (что маловероятно, ибо рядом с их именами стоят высокие научные звания) или же совершенной атрофией у последних нравственного чувства.
Особый интерес в этом научном сборнике представляет статья профессора Г.Б. Здановича «Аркаим и “Страна городов”: диалог культур», в которой профессор с душевной болью отмечает: «Наша цивилизация не самая лучшая из тех возможных, что намечала история… Аркаим … предлагает обратиться к альтернативным путям исторического развития».[13] Спрашивается, зачем профессору, живущему в III тысячелетии от Рождества Христова, понадобилось становиться рупором 4000 лет назад исчезнувшей цивилизации? Ответ дает сам ученый: «Все, что нам предложила греческая цивилизация, лежащая в истоках современной европейской культуры, кажется, исчерпано».[14] Что тут скажешь? Разве что посоветовать профессору испробовать старинный способ избавиться от навязчивых видений – перекреститься? Глядишь, да и перестанут одолевать его столь мрачные мысли. А то ведь тяжело жить, чувствуя себя не в своей «цивилизации». Если же говорить по сути, то эта отсылка к «греческой цивилизации» не более, чем попытка завуалировать более точное с исторической точки зрения определение – «христианская цивилизация», к которой, конечно, принадлежит и Россия. Именно за нее беспокоится ученый, именно здесь, в России видит он кризис тех ценностей, которые 1000 лет назад мы переняли у «греческой» цивилизации. Какие это ценности? Ценности Православия. Они, по мнению ученого, уже не играют никакой роли в современной жизни страны и народа. И не возрождать он их призывает (все уже давно «исчерпано»), а заменить на более действенные, более актуальные, на те, которые исповедовали древние жители Аркаима. Чем эти ценности так привлекли профессора Здановича, будет сказано выше, в главе «Профессорская религия». Но все прочие материалы сборника никак этого мнения ученого не подкрепляют, а иногда и просто опровергают. Забегая вперед, хотелось бы спросить составителей сборника: как можно было в одном издании совместить факты, подтверждающие мракобесие религиозной практики древних язычников и одновременно превозносящие высокий уровень их духовной культуры? Зачем смешивать вопросы научные и мировоззренческие? Может быть, все дело в читательской аудитории? В аннотации отмечается, что сборник этот рассчитан «на широкий круг читателей: учителей, студентов, школьников»,[15] т.е. рекомендован для применения в образовательном процессе. Но именно это и вызывает опасение: что хорошего, если кроме действительно научных сведений, дети встретят на страницах издания призывы к духовной переориентации нашего народа? Школьники и студенты – цвет нашего общества, и от того, какое сложится у них представление о прошлом своей Родины, смогут ли они дать правильную нравственную оценку этому прошлому, будет зависеть их будущее, а значит, и будущее всей страны. История – великий учитель. Но, к сожалению, очень часто ее указка попадает в руки ревизионистов и шарлатанов…
Прежде чем перейти к рассмотрению содержащихся в книге фактов, опровергающих домыслы ученых о необычной духовности аркаимской культуры, необходимо выяснить на каком основании возник этот «научный» миф, проследить его эволюцию. Этому мы и посвятим следующую главу нашего исследования.
___________________________
[1] Археология в современной культуре России (региональные аспекты). Археология и оккультно-эзотерические движения. Зданович Д.Г., Куприянова Е.В., Петров Ф.Н. (отв. ред.), стр. 30 // Челябинск: Крокус, 2008.
[2] Там же.
[3] Там же, стр. 34.
[4] Там же.
[5] Там же, стр. 31.
[6] Там же.
[7] Там же.
[8] Там же, стр. 32-33.
[9] Элиаде М. Ностальгия по истокам. М: Институт общегуманитарных исследований, 2006. С. 15-16.
[10] Археология в современной культуре.., стр. 30.
[11] Там же, стр. 36.
[12] Аркаим: По страницам древней истории Южного Урала / Науч. ред. Г.Б. Зданович; Сост. Н.О. Иванова. – Челябинск: Крокус, 2004. – 348 с.
[13] Зданович Г.Б. Там же, стр. 65.
[14] Там же.
[15] Там же, стр. 2.